К вопросу о некоторых особенностях деятельностной концепции языка в
трудах А.А.Потебни
Поскольку в настоящей статье предпринимается попытка интерпретации
явлений и фактов русского синтаксиса на основе деятельностного подхода к
языку, то считаю необходимым хотя бы кратко рассмотреть, как проходил
процесс становления данной категории в языкознании.
У истоков деятельностного подхода к языку стоит колоссальная фигура
В.Гумбольдта (1767-1835), немецкого филолога и государственного деятеля
Пруссии. По сути дела, он заложил основы современного теоретического
языкознания, поклав в центр своей лингвофилософской концепции три
постулата – «язык есть система», «язык есть энергейя, а не эргон» и
«язык есть форма» [5,66], которые развертывал на основе понятий
«энергейя», а также категорий «деятельность» и «сила». Исследуемый
объект – язык- В.Гумбольдт рассматривает как деятельность, а его
доминирующие свойства определялись как сила этого объекта.
Гумбольдтовская деятельностная трактовка языка нашла свое выражение в
фундаментальном исследовании «О различии строения человеческих языков и
его влиянии на духовное развитие человеческого рода», – этом, по словам
одного из последователей В.Гумбольдта М.Хайдеггера, «поразительном,
трудном для постижения, туманно-колеблющемся в своих основополагающих
понятиях и, однако, неизменно волнующем произведении» [7, 56].
Но концепция В.Гумбольдта никогда не выступала в своей целостности в
виде «доминирующей теории» [5, 96], поэтому она вызвала слишком резкую
реакцию и породила разноречивые интерпретации основных своих положений:
от признания и вовлечения до полного отрицания. Так, О.А.Радченко
утверждала: «известный немецкий философ языка 30-х гг. О.Лерх заметил,
что история языкознания
ХІХ века есть история отдаления от Гумбольдта», а «развитие языкознания
ХХ в. стоило бы в таком случае назвать историей возвращения к
Гумбольдту, хотя и в этот ушедший уже век Гумбольдта более почитали, чем
читали» [12, 108].
Среди последователей учения В.Гумбольдта был и наш великий
соотечественник – профессор Харьковского университета Александр Потебня.
Последовательно осмыслив гумбольдтовские идеи, он выработал свою
концепцию деятельностного подхода к языку, сделав это первым не только в
отечественном языкознании, но и в зарубежном.
Как и любой другой выдающийся ученый, чья творческая деятельность в
науке составила целую эпоху, А.Потебня формировал свое лингвистическое
мировоззрение под влиянием крупнейших отчественных и зарубежных
ученых-языковедов, психологов, этнографов и логиков – таких, как
А.Х.Востоков, Ф.И.Буслаев, И.И.Давыдов, К.С.Аксаков, И.И.Срезневский,
Н.А. и И.А.Лавровские, В.Гумбольдт, Ф.Бопп, А.Вебер, И.Ф.Герхард,
Г.Штейнталь, М.Лацарус, Р.Г.Лотц и др.
Уже с первых своих шагов на лингвистическом поприще А.Потебня,
«критически осмыслив и воприняв основные постулаты гумбольдтовского
учения» [1,5], лингвофилософскую концепцию великого немца – ее
диалектизм /от «диалектика»/, смотрел на язык как на субстанцию
деятельностного характера: «Язык есть способ не выражать готовую мысль,
а создавать ее, она не отражение мировоззрения, а деятельность, что
составляет ее» [9, 141].
Как видим, язык есть творец, он внутренне противоречив, находится в
режиме постоянного развития и не бывает в одно и тоже время самим собой,
подобно тому, как нельзя войти в одну и ту же реку дважды.
Гигант в языкознании и во всей филологии, А.Потебня превзошел в науке
как зарубежных исследователей В.Гумбольдта, так и своих отечественных,
тоже пытавшихся разгадать в зародыше идеи великого немца, но так ничего
и не понявших в них, А.Потебня не только постиг эти трудные для
понимания постулаты, но и гениально развил их, четко сформулировал
основные из них, особенно постулат своей деятельностной концепции и
предложил собственные решения ведущих проблем теории славянского
языкознания.
А.Потебня отказался от механистической интерпретации сущности языка как
застывшей, «окаменевшей» знаковой субстанции – ученый представил
язык как деятельностный знаковый механизм, изобретенный человечеством
для выполнения номинативных и коммуникативных функций. При этом
А.Потебня не ограничивался материалом одного языка, а брал для
исследования почти все славянские и многие европейские языки.
Ученый, исследуя факты русского языка, смело и настойчиво проникал в
глубинные истоки, вскрывая потаенные связи его с другими языками
индоевропейскими и славянскими и открывая такие тонкости в этих связях,
которые почти не укладывались в сознание современников – это и концепция
понимания слова и его внутренней формы, славянская символика, теория и
практика компаративного анализа, форма языковой единицы в ее отношении
к содержанию, разные синтаксические теории, теория языка как орудия
культуры и мн.др.
И во всем этом А.Потебня не ограничивался одним «объяснением фактов в
рамках общепринятых теорий» [1,32] В.Гумбольдта или других ученых, а
смело шел на создание собственной теории, неожиданной по своей смелости
в решении той или иной языковой проблемы. В известном смысле можно с
полной уверенностью констатировать, что А.Потебня со своим учением – это
целая эпоха в славянском языкознании [1, 38].
Вот почему к А.Потебне, еще сравнительно молодому ученому из Харькова,
настойчиво потянулись такие гигантские в филологии фигуры, как
Ф.Миклошич, В.Ягич, даже престарелый В.Караджич, И.А.Бодуэн де Куртенэ и
др. Возникают целые филологические школы последователей учения А.Потебни
в зарубежном языкознании: имеются в виду школы А.Мейе (Франция),
Ф.Травничека (Чехословакия), В.Дорошевского (Польша), Е.Ф.Карского
(Беларусь) и др.
Каковы же основные черты потебнянской деятельностной концепции? Постулат
о том, что «язык… не мертвое произведение, а деятельность, то есть самый
процесс производства, орган, образующий мысль» [10, 534], является едва
ли не самой главной идеей потебнянской деятельностной концепции, ее
исходной позицией, с которой ученый рассматривает язык как динамичный
механизм и как общественное явление.
Когда А.Потебня утверждает: «мы видели, что появление одного слова
предполагает существование предыдущего; это в свою очередь возникает из
другого и т.д.» [там же]; что «прежде созданное в языке двояко служит
основанием новому: частью оно перестраивается заново при других условиях
и по другому началу, частью же изменяет свой вид и значение в целом
единственно от присутствия нового» [там же, 131]; что «фонетические
изменения – это болезнь, в известное время овладевающая языком. Будучи
направлена к разрушению языка, эта болезнь его, однако, не уничтожает
то, что в нем существенно» [там же, 55]; что «разрушение и рождение
форм, равно как и вещественных значений, ближайшим образом зависит не от
наклонностей внешних органов слова, а от известной потребности мысли»
[там же, 57], – то все эти утверждения, по сути своей, являются тоже
постулатами и вытекают из потебнянского понимания общественного и
деятельностного характера языка, а также подтверждают тот факт, что язык
никогда не попадает в ситуацию стагнации, что он не знает покоя,
поскольку постоянно находится в движении, то есть в поиске новых форм и
способов для оптимального исполнения своего коммуникативного назначения
– средства общения.
В этом видит А.Потебня динамизм языка как одно из проявлений
деятельностного подхода.
В своих исследованиях А.Потебня весьма последовательно и ненавязчиво
проводит этот принцип научной оценки, не нарушая его даже в деталях.
Например, говоря о метостоимениях и прилагательных русского языка,
ученый заявляет, что «нынешний литературный русский язык относится к…
прилагательным и местоимениям различно. На месте «прав» и «рад» он
ставит наречия «право», «справедливо», «охотно», подобно тому как на
месте прилагательного в сказуемом он в иных случаях может поставить
наречие» [10, 133]. Здесь явно просматривается отношение ученого к языку
как к живому организму: «относится… различно», «он ставит», «может
поставить», то есть ученый представляет язык деятелем, что вытекает из
деятельностного принципа, и дает ему старт.
Думается, что нет настоятельной необходимости приводить здесь большое
количество примеров, наглядно иллюстрирующих даже в деталях
деятельностный принцип А.Потебни, потому как все его научное наследие
пронизано оригинальной концепцией, заметим только, что еще и сегодня
далеко не все в ней понято, осмыслено, не до конца освоено практикой.
В чем же суть категории «деятельность»? Однозначно ответить даже сегодня
невозможно, потому что у нее «нет единого, раз навсегда фиксированного
содержания» [11, 303], которое могло бы реализоваться в любых
построениях предметного характера. В философии под деятельностью
понимают довольно широкий круг конкретных содержательных конструкций –
от человеческой деятельности вообще до широкого класса процессов,
включая даже процессы неорганической природы [6, 12].
Своего определения категории «деятельность» А.Потебня нам не оставил,
но из содержания его трудов вытекает, что под деятельностью он понимал
такие процессы в языке, которые задают способы движения в нем,
определяют в конечном итоге субстанциальный смысл самого языка как
общественного явления. Вот один из примеров, иллюстрирующий потебнянское
понимание способов движения языковой материи: «Язык в настоящем своем
виде есть столько же произведение разрушающей, сколько и воссоздающей
силы» [10, 32]. Разрушение языковых единиц или сильное их изменение
подвергает определенной трансформации и ту среду, то целое, в котором
эти языковые элементы функционируют. Напр.: изменяясь или разрушаясь,
слова изменяют и свою среду обитания, которой для них является
предложение» [10, 82-83].
Деятельность в широком понимании – это процесс превращения свойств
объекта действительности. Но поскольку эти свойства выступают в виде
различных характеристик способа действия, его движения и жизни, то в
результате мы получаем новые характеристики объектов, приобретающих при
этом новые формы своего бытия [4, 155].
`
b
t
v
-60’3¦6 @A@|F”I3/4LURVUae[x^ocUUUUUUUUUUUUUUUUUUUUUUU
gdeYd
gdeYd
В философии категория «деятельность» трактуется как определенная
сущность, и не признается деятельность, которая не выполняется ни на
каком конкретном материале и не воплощается ни в каком конкретном
объекте, предмете или в чем-то осязаемом.
Как видим, и потебнянская, и философская интерпретации в основе своей
опираются прежде всего на предметность. Это значит, что любая –
положительная или отрицательная деятельность обязательно реализуется в
форму предмета или во что-нибудь другое, подобное ему, но обязательно
конкретно воспринимаемое как нечто реально осязаемое.
Лингвистическая категория деятельности манифестируется через языковые
процессы порождения речевых единиц. Эти процессы сопровождаются
облигаторным отбором, соответственно характеру и особенностям реферетной
/денотативной/ ситуации, языковых средств, которые адекватно выразили бы
ситуацию или отдельные ее компоненты.
А.Потебня, как последователь лингвофилософского учения В.Гумбольдта, не
остался равнодушным к языковым проблемам ХIХ века – соотношение языка и
мышления – и приходит к выводу, что язык не ограничивает свои функции
только лишь отбором средств, необходимых для выражения мысли, но и
самым активным образом принимает участие в создании, формировании этой
самой мысли. В этом плане язык – творец мысли от момента зарождения и до
окончательного формирования ее, когда она принимает вполне законченый
вид и может вступать в акт коммуникации.
Языковая функция отражения теснейшим образом переплетается с функцией
творения мысли. Эта связь достигает такой высокой степени, что даже на
современном этапе познания трудно определить разницу между ними. Но
А.Потебня сумел четко разграничить их «Язык есть способ не выражать
готовую мысль, а создавать ее… он не отражение мировоззрения, а
деятельность, что создает ее» [9, 141].
Опираясь на деятельностный принцип, А.Потебня открыл механизм порождения
мысли [2, 136], вскрыл его деятельностный характер и показад, что мысль
формируется при помощи языка, что это есть процесс и что он носит
ступенчатый характер, в котором каждая предшествующая ступенька – это
форма последней ступени: «мы видели, что появление данного слова
предполагает существование предыдущего; это в свою очередь возникает из
другого и т.д.» [10, 21].
В связи с открытием механизма порождения мысли возникает вопрос, как
понимал А.Потебня «форму» и «содержание», без которых, собственно, мысль
вообще не может быть порождена.
Специальных работ, в которых подробно излагались бы взгляды А.Потебни
относительно указанных понятий, нет, но отдельные суждения на этот счет
встречаются в потебнянских исследованиях, так что можно составить хотя
бы в общих чертах представление о том, как великий отечественный ученый
трактовал фундаментальные понятия лингвистики.
Эта трактовка сводится к следующему: данные понятия взаимно связаны,
что одно без другого не существует, что «форма» организует содержание»,
то есть является его структурным элементом, что контрарные отношения
между ними весьма относительные, так что противопоставления фактически
нейтрализованы.
По А.Потебне, каждая мысль имеет индивидуальное предметное содержание,
возникающее в определенных речевых условиях как результат отражения
явлений, предметов действительности, служит формой этой мысли, средством
ее структурированности, окончательного оформления и выражения. В этом
случае форма отражает самые общие структурные элементы мысли, ее
классификационные характеристики, которые подводят предметы, явления
действительности «под понятия и их разряды» [1, 20-21], чтобы можно было
средствами языка адекватно отразить их /предметы, явления/ и так же
адекватно понять их.
Выделяя два типа содержания – внутриязыковое и внеязыковое, – А.Потебня
отмечает, что первое выступает формой второго, хотя в акте коммуникации
оба эти содержания сосуществуют в диалектическом единстве /синкретично/.
Один из весьма существенных постулатов потебнянской деятельностной
концепции – это утверждение, что любой живой язык обладает способностью
саморазвиваться и что этот процесс протекает в форме совершенствования
языковых компонентов, совместно составляющих материальную сторону языка,
его субстанцию. Говоря иначе, в любом живом языке постоянно возникают
новые ситуации, когда в нем неизменно рождаются либо абсолютно новые
элементы, либо уже наличествующие, «работающие» в языке единицы получают
новые значения, а старые элементы, не востребованные новой ситуацией,
постепенно отмирают. А.Потебня представляет это положение как
релевантный признак любого живого языка: «В живых языках разрушение
старого есть вместе и создание
нового» [10, 516].
В совершенстве владея богатым материалом живых индоевпорейских языков,
А.Потебня, используя технологию деятельностного анализа, проник в такие
айсберговые глубины языковой материи, куда никому из исследователей для
него проникнуть не удавалось. Он обнаружил целый ряд процессов,
спонтанно протекающих в языках, исследовал их (процессы) и вскрыл
неизвестные лингвистической науке огромные пласты характерологических
свойств языка.
А.Потебня исследовал их со свойственной ему научной скрупулезностью,
сделав при этом открытие: оказывается, язык – саморазвивающаяся
структура: «В жизни языка грамматические разряды возникают, изменяются,
заменяются, вместе с чем изменяется и весь строй речи» [10, 304].
Процессы саморазвития и тенденции самосовершенствования способствуют
языку в его стремлении поддерживать себя как системно организованную
материальную ценность. Соответственно этому язык организует свои единицы
для оптимального функционирования в процессе общения и принимает
ламинарный (слоистый) характер. Но осмысление данного открытия начнется
только после смерти великого ученого-филолога – примерно через
полстолетия.
Деятельностные процессы, протекающие в русском синтаксисе, превращают их
в гибкие знаковые системы, чувствительные ко всякого рода «возмущениям»,
идущим не только от языковых явлений, но и со стороны других
интеллектуально-мыслительных сфер, а также со стороны
экстралингвистических явлений. Они постоянно «бомбардируют» все
пространство языка, пытаясь внести в его материю что-то свое. На
отдельных участках языковой реальности влияние денотата довольно
ощутимо.
В русском языке, как, впрочем, и в других славянских языках современной
эпохи активно действуют системообразующие процессы. Они консолидируют
языковые средства глобальной, а также молекулярной величин в единую
структуру, знаковый механизм. Но вместе с этим в языке не менее активно
проявляются системоразрушающие, асистемные тенденции, которые с завидным
упорством расшатывают структурную организацию языка.
Так А.Потебня отметил диалектическую природу языка, такой она ему
открылась: «…язык в настоящем своем виде есть столько же произведение
разрушающей, сколько воссоздающей силы» [1, 32].
Значительно позже, познакомившись с учением А.Потебни, Ш.Балли, поняв
основные идеи великого украинца, образно писал: «В языке все
взаимосвязано… Однако было бы ошибкой, если бы этот общий взгляд привел
к представлению о языке как о симметричной и гармоничной конструкции.
Стоит только начать разбирать мезанизм, как тебя охватывает страх перед
царящим в нем беспорядком, и ты спрашиваешь себя, каким образом могут
столь перепутанные между собой системы колес производить согласованные
движения» [3, 28].
Исходя из потебнянской теории деятельности, ее отдельных постулатов
отметим, что в русском языке постоянно действуют «тенденция к
стандартизации и противостоящая ей тенденция к увеличению разнообразия»
[13, 153], тенденция к аналитизму формальных структур и синтетизму их,
тенденция к экономии в парадигматике и синтагматике и к избыточности,
тенденция к интеграции средств языкового выражения и к дифференциации их
и многое другое, что потебнянские идеи и в сегодняшнем состоянии языка
находят себе подтверждение, так что и сегодня они актуальны и можно
уверенно утверждать, что «лингвистические концепции А.А.Потебни были и
остаются работающими концепциями» [2, 83].
Таким образом, даже фрагментарное рассмотрение некоторых черт
потебнянской концепции языка как деятельности показывает, что
А.А.Потебня был гениальным продолжателем учения В.Гумбольдта, что он –
один из тех немногих филологов, если вообще не единственный из его
современников, да и ученых последующих поколений, кто в туманном
зародыше гумбольдтовской энергейи /эргона/ сумел провидеть колоссальную
научную силу самой идеи и гениально развить ее на материале славянских
языков, используя технологию /им же изобретенную/ деятельностного
анализа языкового материала.
Таковы лишь некоторые из тех соображений, которые, на мой взгляд,
необходимо учесть при серьезной попытке проанализировать в полном объеме
потебнянскую концепцию деятельностного принципа в языке.
ЛИТЕРАТУРА
А.А.Потебня – исследователь славянских связей // Тезисы Всесоюзной
научной коференции (октябрь 1991). – Ч.І.- Харьков, 1991.
А.А.Потебня – исследователь славянских связей // Тезисы Всесоюзной
научной коференции (октябрь 1991). – Ч.ІІ. – Харьков, 1991.
Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. – М., 1955.
Бурлакова В.В. Синтаксические структуры современного английского языка.
-М.: Просвещение, 1984.
Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические методы теории в конце
ХХ века // Язык и наука конца ХХ века. – М., 1955.
Маркарян Э.С. О генезисе человеческой деятельности и культуры. – Ереван,
1973.
Ольховиков Б.Н. Одно общее замечание о системе В.Гумбольдта // Ученые
записи МГПИИЯ. – Т.39. – М., 1968.
Принципы и методы семантических исследований. – М.: Наука, 1976.
Потебня А.А. Мысль и язык // Полн.собр.соч. – Т.1. – Харьков, 1926.
Он же. Из записок по русской грамматике. – Т.1-2. – Харьков, 1888.
Ширяев Е.Н. Бессоюзное сложное предложение в современном русском
языке. – М.: Наука.
Радченко О.А. Лингвофилологические идеи В.фон Гумбольдта и
постгумбольдтианство // Вопросы языкознания. – 2001. – № 2.
Черемисина Н.В. Стационарные предложения как коллокиальный феномен //
Теория и практика лингвистического описания разговорной речи. – Горький,
1982.
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
